Новости

НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ

Loading...
 06 июня 2014 12:54      143

Владимир Барсуков: Раз не признаётся – значит, точно он

Оправданный судом присяжных петербургский рейдер Владимир Барсуков (Кумарин) за день до вынесения вердикта дал «Фонтанке» эксклюзивное интервью – первое с момента своего задержания в 2007 году. Выигравший схватку с правосудием бизнесмен впервые рассказал прессе о том, как ему виделось происходящее.

Это интервью было записано через адвокатов Владимира Барсукова, которые предоставили окончательный текст сразу после вынесения присяжными своего вердикта – дабы никто не упрекнул нас в давлении на народных заседателей. 

- Владимир Сергеевич, как завершается очередной процесс по Вашему делу в Москве, и почему суд – уже с присяжными – вновь переехал из Петербурга в Москву?

– Суды надо мной из Петербурга в Москву едут уже третий раз. Мы с адвокатами думали, что хотя бы суд присяжных в Москву не повезут – это ведь очень дорого, а главное, неудобно технически. Но из-за того, что Следственному комитету надо было опять привлечь внимание к суду над моей скромной персоной, а значит, и к своей работе, теперь и петербургский городской суд вместе с коллегией присяжных вынудили работать в столице. 

А на самом деле, никаких причин не везти меня в Петербург не было. Просто вначале, при исполнении решения суда о моем этапировании в Петербург, недалеко от вокзала сломалась машина конвоя, в которой меня уже везли на поезд, и поезд ушел. Потом суду стали отвечать, что этапирование откладывается, т.к. осуществляется по специальному графику. В итоге Следственный комитет направил в суд справку лечащих меня врачей о подготовленной в Москве программе моего лечения, но с удаленным из этой справки абзацем о том, что следовать из Москвы в Петербург поездом я все же могу. В результате в конце прошлого года суд с присяжными приехал в Москву, и сейчас вот процесс этот заканчивается обвинениями меня и моих адвокатов в какой-то фальсификации доказательств.

- Это материалы о переговорах Энеева, Старостина, Шенгелии и других…

– Ну да, те самые. Их в суд принес начальник моей охраны Азаркевич Стас – сказал, что нашел флешку с записями в своем почтовом ящике. На флешке, кроме записей, была еще их стенограмма – с интересом ее почитал. Оказывается, Энеев получил с Сергея Васильева для исполнителей покушения на него 2 миллиона долларов, часть их, как получается из его разговора с Михалевым, этот Михалев даже получил. Потом Энеев с Шенгелией размер зарплаты одному из следователей обсуждают. Еще со Старостиным у Энеева много разговоров по другим делам. Старостин там интересно очень говорит: исправлю свои показания (об оговоре того же Рыбкина), если мне денег заплатят. Там листов 140 стенограммы.

Когда 11 апреля Азаркевич эту стенограмму с флешкой в суд принес, прокурор Шляева (она от Генеральной прокуратуры) из суда ушла, распечатку стенограммы взяли все, кроме нее. А 18 апреля на своих сайтах Генеральная прокуратура и Следственный комитет объявили, что записи фальшивые – их надо проверять. Мои адвокаты попросили суд их проверить – провести экспертизу и вызвать в суд Энеева с Шенгелией, чтобы они сказали про записи – правда там или нет? Прокуроры сказали, что назначать экспертизу нельзя – они против такой экспертизы, и суд в экспертизе отказал. А Энеева и Шенгелию суд найти якобы не смог. Никого не удивило при этом, что Энеев отбывает условный срок и должен быть под контролем ФСИН, но ФСИН якобы не знает, где Энеев находится. А от Шенгелии было письмо, что живет он теперь в Белизе, и ехать в суд не хочет. 

- Но Михалевы же в суде допрашивались.

– Да. Но их тоже решили на прослушивание записей не привозить. Иначе бы получилось так, что Следственный комитет опять объявил всем о «хорошей» работе, а в суде стали бы серьезно и подробно выяснять: получил или не получил кто за показания против меня деньги, если получил, то от кого, когда и сколько. Прокурор Шляева в прениях присяжным сказала, что если бы Михалевы все деньги получили, то они еще больше бы дали против меня показаний, поэтому она считает, что вопросы дачи им денег на самом деле никак на их показания в суде не повлияли. Прокурор забыла еще оценить с точки зрения этих записей показания Старостина, который ни Васильева, ни Петербургский нефтяной терминал не знал никогда, а показания все равно стал давать. 

- А с Вашим участием там нет разговоров?

– Откуда? Я сижу в изоляторе уже 7 лет. В одной камере и со строгим режимом изоляции. Но из записей мы поняли, что телефоны давали в других изоляторах тем, кто по просьбам Энеева начинал сотрудничать с работающей против меня следственной группой. Они по телефону могли с Энеевым все там согласовывать – что надо говорить в суде или на следствии, что не надо – и по записям видно, что так и было на самом деле. Там вот даже с Дроковым есть разговоры Энеева. И в суде Дроков нам рассказал, о чем идет речь – все о том же…

Мне адвокаты приносили и распечатки с сайтов Генеральной прокуратуры и Следственного комитета про так называемые фальсификации. Что тут сказать? Я считаю, что Генеральной прокуратуре надо было довести до присяжных, что я и мои защитники лгут. В прениях прокуроры так и говорили присяжным – адвокатам верить не надо, мы все доказательства против Барсукова по крошкам собирали, и вот вам, присяжные, их принесли. Прокурор от петербургской прокуратуры еще понятнее сказала: она не хочет, чтобы город был поделен на сектора, поэтому хочет, чтобы присяжные вынесли обвинительный вердикт. Но я так и не понял, при чем тут деление города на какие-то сектора и признание меня виновным в покушении на Сергея Васильева? Это, наверное, еще с тех времен длится, когда генеральный прокурор Чайка сразу после моего ареста в 2007 году, обращаясь к журналистам, сказал, что он не понимает, почему журналисты не называют меня бандитом – так и сказал – надо писать, что Барсуков – это бандит! 

- Совсем недавно в СМИ прошла новость о показаниях против Вас Михаила Глущенко по делу об убийстве Галины Старовойтовой

– Перед вынесением присяжными вердикта по моему делу о покушении на Сергея Васильева сообщения про показания против меня Глущенко Генеральной прокуратуре очень кстати. А что касается Галины Старовойтовой, то Глущенко просто врет – как пишут о его показаниях против меня СМИ – он хочет, чтобы ему поверили, что в 1998 году я заказал ему убийство  из-за того, что Старовойтова могла нанести мне какой-то (я и не понял, какой) ущерб, объединив Петербург и Ленинградскую область. И чтобы Петербург и область не объединились, я якобы решил ее убить… Мне тут даже комментировать нечего. Здесь надо у Глущенко спросить, зачем он меня оговаривает, и ответ известен – чтобы получить какие-то послабления. Я в 1998 году только с лечения из Германии приехал, у меня и мыслей не было ни про Старовойтову, ни про объединение Петербурга и области. Если хотят проверить эту версию Глущенко, пусть допросят депутатов и работников администраций о том, как мы в 1998 году были «близки» к такому объединению? Если Глущенко прав, то, может, еще кого убили – там же много кто и после 1998 года выступал за такое объединение. И сейчас, в 2014 году, все еще кто-то за это объединение выступает...

- В деле о покушении на Васильева в обвинении было написано, что Вы хотели смерти Васильева, чтобы захватить Петербургский нефтяной терминал.

– Ни Петербургский нефтяной терминал захватывать, ни, тем более, смерти Сергея Васильева я никогда не хотел. Если бы Васильев был убит, я не понимаю, как бы мне мог этот терминал достаться, а главное, что бы я делал с предприятием, в развитии которого активно участвуют власти Петербурга? По словам прокуроров получается так: я убиваю Васильева, и в петербургский морской порт, где этот терминал расположен, от меня приходят какие-то непонятные люди и выгоняют весь персонал и его охрану! Но сами прокуроры в суде доказали, что незадолго до покушения руководство терминала с ведома Васильева обратилось к властям о выявленной в налоговой инспекции попытке переоформить документы по терминалу. И вот весь процесс из свидетелей выцеживали, где и когда они слышали упоминание меня в разговорах. А когда тебе в глаза говорят в суде то, чего быть не могло, опровергнуть-то это сложно.

Киллеры Михалевы говорят, что то ли тогда, то ли потом, слышали от каких-то Кузнецова или Пескова, что якобы заказчик убийства некий «Усатый», и затем они «поняли» или кто-то им уточнил, что «Усатый» – это Кумарин. Их дополняет какой-то Игнатов, говоря в суде, что речь шла не об «Усатом», а то ли о «губернаторе», то ли о «сенаторе», и потом этот Игнатов уже где-то понял, что губернатор был «ночной». Кузнецова в суде нет, Пескова нет. Зато есть Старостин с Шенгелией, которые говорят в суде такие вещи, которых в принципе быть не могло. Меркулов, у которого я ребенка крестил, мой друг, указывает на Тюрина, что якобы я при нем Тюрина об этом убийстве просил. Но Тюрина тоже нет, и у него ничего спросить нельзя. Вот и получается: осудите Барсукова на показаниях наших свидетелей, чтобы город не был поделен на сектора… Это по разным моим делам так. Положат в дело чьи-то показания о том, что Барсуков примерно тогда-то в гостинице сказал то-то. Затем наберут кучу показаний о том, кто и что там делал, думал или догадывался – про меня там уже больше ни слова. И в итоге выходит, что какие-то события как бы установили якобы очень подробно, а со мной связь одна – якобы где-то кому-то что-то много лет назад сказал. Как это все опровергать можно? А потом еще и дополнят – раз не признается Барсуков, что-то пытается опровергнуть – значит, точно он. 

Константин Шмелёв, «Фонтанка.ру»