Новости

НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ

Loading...
 17 апреля 2015 12:28      360

Как Алексей Лепорк запутался в петербургских архитекторах

С 14 по 20 апреля в Этнографическом музее проходит очередная, пятая по счету, биеннале «Архитектура Петербурга». Это демонстрация последних достижений всех ведущих зодчих города. «Фонтанка» попросила искусствоведа и научного сотрудника Эрмитажа Алексея Лепорка помочь разобраться с художественной ценностью новых проектов.

Петербургские архитектурные биеннале очень любят студенты. Ради лекционной программы зарубежных зодчих их отпускают с занятий. Заходят и состоявшиеся специалисты, и просто сочувствующие. В общем, вполне многолюдное и демократичное мероприятие, декорации для которого составляют основные проекты заслуженных петербургских архитекторов.

Начать осмотр с работ студии Евгения Герасимова предложил сам Алексей Лепорк. «Я это здание видел, не зная, что архитектор — Герасимов, оно мне очень нравится, – с ходу показал он на проект бизнес-центра в Ковенском переулке — аккуратное 5-6-этажное здание без изысков. – Я думал всегда, какой хороший пример вменяемой архитектуры в городе — тихой, незаметной, качественной и культурной».

Зато на выставке Лепорк познакомился с другими проектами Евгения Герасимова. «От этого – рвотное ощущение, простите. Такая жирная игра в сталинизм», – это об элитном доме на Победы, 5. Его под слоганом «Дом великой эпохи» рекламирует компания «Легенда». 

«А здесь мы играем в советские 1930-е годы, когда сталинизм еще любил ренессанс», – Лепорк поворачивается еще на 90 градусов — к жилому дому «Венеция» на Крестовском острове.

Причина выбора «первой жертвы» становится явной. Всего 3 проекта, а определить по зданию его автора, не читая подписи, практически невозможно. «Нет смысла думать о том, что стоит за этим зданием, что Герасимов любил в этот момент — Чипперфильда или итальянскую архитектуру 1930-х годов, Терраньи. Это вообще не имеет значения. В этом отношении Герасимов хотя бы честно говорит: что заказчик хочет, то и строим. И в этом смысле он — качественная кухня», – поясняет искусствовед.

Тот же тезис — об отсутствии собственного стиля и лица Лепорк готов распространить и на остальных архитекторов, включая признанного мэтра Никиту Явейна. Работы «Студии 44» заняли почетное центральное место биеннале. Тут и реконструкция Главного штаба, и здание Минобороны Казахстана, и концепция развития исторического центра Калининграда. 

– «Студия 44» — вроде бы такие известные, что только не строят. Но каждый раз хочется сказать — если уж вы любите какой-нибудь прием западного архитектора, как все эти вилочные опоры, – критикует Лепорк железнодорожный вокзал в Сочи.

– Калатраву имеете в виду?

– И Калатрава, и даже Роджерс за этим стоит... Но нет решимости довести этот прием до абсолюта, чтобы он был честный, откровенный и на нем все держалось. К тому же, и здесь то же самое. Вы могли бы угадать, кто вот этот архитектор? (показывает на Казахскую академию хореографии). Я бы подумал, что Земцов. А нет, Явейн!

Зато студия (говорят, бывшая) нынешнего главного архитектора Петербурга Владимира Григорьева заняла скромное место в середине ряда. «Вот это вообще класс. Мне очень нравится», — показывает Лепорк на базу отдыха «дача Винтера» в Сортавале. Неужели никакого подвоха? «Проект показывает, что Григорьев любил в молодости Фрэнка Ллойда Райта. И вообще смотрел на всякую северную архитектуру. И в таком маленьком объекте выясняется, что у него и детали есть, и он продумывает, как нам здесь ходить. Я вам сразу скажу, у меня возникает сомнение – для Сортавалы не слишком ли хорошо?» К слову, ранее слухи связывали это место с именем Владимира Путина.

На этом благосклонность закончилась. Проект комплекса зданий для Верховного суда на месте снесенного института «Прикладная химия» на набережной Малой Невы Лепорку не понравился. «Сталинская орясина, – сказал он. – Как будто Вышинскому строят прокуратуру».

«А это меня вообще поразило. Григорьев, который вроде бы как любит ранний конструктивизм или Фрэнка Ллойда Райта, вдруг начинает строить жилые дома на Короленко «под улицу Моховая». Клиент должен быть доволен – плотненько, всем света дали, окон много, везде можно по дереву воткнуть».

Это уместнее, чем хай-тек или конструктивизм, – пробую смягчить я. «Мне кажется, как-нибудь Борис Михайлович Кириков (историк архитектуры. — Прим.ред.) мог бы прийти к заказчику и сказать – а знаете, у меня есть исторический проект Винтерхальтера 1886 года как раз для этого места. И дальше – договориться с каким-нибудь талантливым студентом архитектуры Ваней Мосиным его нарисовать за 10 тысяч. Всем бы понравилось», – отрикошетил Алексей Лепорк.

«И вообще с Григорьевым – я рассматривал недавно его сайт и проекты. Он на самом деле такой же, как Герасимов, только не позволяет себе уйти в полную сталинскую «жирность», в роскошь. Это как американский Техас или Детройт, который дорвался до денег в 1930-е годы. «У нас столько долларов. И мы их вам покажем». Только я боюсь, что теперь и с городом будем делать то же самое, что с участком для клиента. Может быть вполне культурно. Но без размышления и без фантазии, которая вообще-то полезна. Город без мечты не развивается. А здесь – ни одной мечты».

Чем дальше в экспозицию, тем больше проекты сливаются во что-то одинаково пестрое. «Вам не кажется, что эти дома друг на друга похожи?» – спрашиваю я Лепорка напротив целой стены из разноцветных многоэтажек от студии «А.Лен» Сергея Орешкина. «С многоквартирными домами полный швах. С ними никому не удается ничего придумать», – соглашается он.

Скучно это, вздыхаю я. «Ощущение скуки от этой выставки как раз оттого, что вы не можете зацепиться за акцент, за живое слово. Когда я осматривал экспозицию, здесь проходила женщина и вопрошала: «Петербург! Где Петербург?» А я бы спросил, чем эта архитектура здешняя? Только тем, что она безликая?» – говорит Лепорк.

Впрочем, запутаться можно и в «центральных» проектах. Дома мастерской Столярчука на улице Мира, 36, и Таллинской улице выглядят почти идентично.

– Что вы думаете о доме на Мира, 36? Скандальный проект, градозащитники долго боролись против его сноса.

– Жаль, конечно, этот дом. Но раз уж сломали — зачем восстанавливать? – присматривается Алексей Лепорк. – Я всегда считал, что КГИОП должен думать до сноса. А у нас КГИОП, как и градозащитники, занимаются тем, что думают после. Можно наложить штраф на застройщика и обязать его перечислить деньги на реставрацию какого-нибудь важного здания, но зачем этот дом восстанавливать? Появляется абсолютно никакое сочетание и одного, и другого.

Зато порадовал «Интерколумниум» Евгения Подгорнова. Проект будущего офиса мастерской на 11-й Красноармейской, 26, оказался необычным. Фасад темно-красного клинкерного кирпича с прямоугольным эркером разрезан металлическими плоскостями. «А что же они никому из клиентов не объяснили, как хорошо использовать клинкерный кирпич или конструкции из металла? Или каждый раз, когда кто-то пришел, архитекторы спрашивают: как вам сервировать?» – язвит Лепорк.

Досталось и Юрию Земцову. «Знаете, похоже на эти дешевые светильники, которые во всех магазинах продаются. Их просто не к стене прикрепили, а на штырьках подняли. И все переливается. А потом архитектор вспоминает оперу в Осло и решает, что по этим чашам можно ходить», – описывает Лепорк проект музея Гуггенхайма в Хельсинки, лаконичном городе воды и камня.

«Понятно, что это не катастрофа по сравнению с 1990-ми или началом 2000-х. Научились, насмотрелись и архитекторы, и заказчики. Материалы стали использовать совсем другие. Жирные 2010-е с нефтью и газом не прошли даром. Стали ходить в дорогой магазин за плиткой. А если дают возможность — отделываем фасад камнем», – подводит черту Лепорк.

– В целом стало гуманнее, – поддакиваю я, указывая на проект «Смольного парка» на берегу Невы. 

– Здесь вообще-то ничего не было. И как бы хорошо было бы оставить парк для людей. Нет, все под деньги пустили... – одергивает меня собеседник.

– Может быть, со временем появятся непретенциозные проекты с собственным почерком архитектора?

– Может, лет через 15. Понимаете, отсутствие оптимизма отчасти связано с тем, что новых студентов учат тому же – что архитектура сервильна. Если бы эти архитекторы гордились тем, что они для себя нарисовали, а не для заказчика...

"Мне кажется, что это болезнь архитектуры 1990-х — начала 2000-х. Нужен открытый statement (категорическое утверждение. — Прим.ред). Когда восстанавливали Берлин, никто не мог ни на что решиться, за исключением купола Рейхстага. В итоге даже Потсдамер-плац получилась похожей то ли на Нью-Йорк, то ли на Гонконг, то ли на Шанхай. А то, что не могут делать большой проект — время такое. Кто может выступить с какими-нибудь заявлениями в наше время? Только те, кто борется за святую православную церковь и с безобразием в искусстве", – завершает Алексей Лепорк.

Беседовала Антонина Асанова, «Фонтанка.ру»

 


© Фонтанка.Ру