Ихсанов: Информация о смерти Пулковской обсерватории сильно преувеличена

- Почему вы согласовали застройку рядом с обсерваторией?

– Давайте разберемся концептуально. В мае 2016-го я победил на выборах и стал директором обсерватории. Мою кандидатуру выдвинула не дирекция, а сотрудники, которые были не согласны с ее политикой. Выдвинули как человека, понимающего, что такое современная астрономия. В своей карьере я получил 3 наиболее престижные стипендии. Я проработал 5 лет в Германии в Институте Макса Планка, получил стипендию имени Марии Кюри в Кембриджском университете, а потом – позицию в NASA. Так вот, вы знаете, как выглядит самая великая обсерватория мира?

- Как?

– Южная Европейская обсерватория расположена в предместье Мюнхена, в городке Гархинг. Он застроен не меньше, чем Пушкин. В обсерватории есть две башенки, но их никто не использует. Все телескопы стоят в Чили, в высокогорной пустыне, а наблюдения ведутся дистанционно. Очень удобно – когда в Мюнхене утро, в Чили еще ночь.

Когда я пришел в Пулковскую обсерваторию, я предложил развивать ее по модели Южной Европейской обсерватории. У нас есть хорошее здание, с историей, инфраструктурой. Оно должно стать «головным офисом» с наблюдениями на внешних базах, в том числе космических. Второе – пулковские телескопы, в том числе 26-дюймовый рефрактор, продолжат работать, но как учебные. Они нужны для практики студентов, общеобразовательных программ. И третье – сохранение парка как мемориального. Здесь шли жестокие бои в Великую Отечественную войну.

Прежде чем разрабатывать эту концепцию, я проконсультировался с академиками РАН. В октябре вынес ее на ученый совет обсерватории. Она была принята единогласно.

- То есть вы хотите прекратить наблюдения в Пулково.

– В Пулково у нас 4 инструмента, из которых работает три. Основной, исторический, – 26-дюймовый рефрактор, который мы получили по репарации после войны. Нормальный астрограф, установленный в 1893 году, давно списан. Телескоп ЗА-320, которым измеряют транзиты планет, нуждается в более хорошем астроклимате и будет более полезен на нашей Кавказской наблюдательной площадке.

О Пулково создан миф, что у нас, кроме этого 26-дюймового рефрактора, ничего нет. На самом деле, наш самый хороший инструмент – метр с небольшим (диаметр зеркала) – стоит в Италии, в обсерватории Кампо-Императоре. На нем можно наблюдать звезды прямо из Пулково по Интернету. Его «публикационная активность» в десятки раз превышает результаты рефрактора. У нас два инструмента стоят в Боливии, есть законсервированный телескоп в Чили. Он тоже «метровый», даже чуть больше. У нас, наконец, есть Кавказская станция. Она в очень тяжелом состоянии, 50 лет в ее развитие практически не вкладывали деньги. Но начать ее развивать совсем не поздно, рядом новый современный большой телескоп недавно установил МГУ.

Наш 26-дюймовый рефрактор – это «последний из могикан». Он остался в Пулково только потому, что телескопы других типов конструкции в нашем астроклимате давно наблюдать уже не могут. К тому же в Петербурге в принципе плохой астроклимат. Рефрактор может видеть объекты до 18-й звездной величины, на Кавказе наблюдают звезды до 25-й величины, на космическом телескопе «Хаббл» – до 30-й величины. Это в миллиард раз больше небесных объектов. Даже если мы полностью запретим застройку в прилегающей 3-километровой зоне, астроклимат в обсерватории все равно продолжит ухудшаться. Рядом с нами строят скоростную трассу Москва – Петербург, планируют город-спутник «Южный» на 100 тысяч человек, есть масштабный проект в Шушарах.

Развитие наблюдательной площадки обсерватории в Пулково уже неэффективно, это, по сути, разбазаривание государственных средств. Академия наук рекомендовала нам развивать внешние базы еще в 2009 году. Мы можем получить современный астрометрический проект 4-метрового синоптического телескопа для Горной станции в Кисловодске. Такой инструмент вместо нескольких десятков звезд в Пулково будет за ночь наблюдать до 5 – 7 тысяч звезд. Речь идет о проекте стоимостью 2 – 3 млрд рублей. 

Вдобавок, если мы сможем войти в кооперацию с другими институтами, можно будет поставить приличный метровый телескоп. Это 200 – 300 млн рублей. Если установить три таких на Горную станцию, можно будет решать хорошие современные задачи – от составления карты магнитных полей белых карликов до наблюдения экзоземель (планет земного типа), космического мусора и малых тел Солнечной системы. Мы сможем конкурировать с обсерваториями мирового уровня.

- Почему же теперь сотрудники добиваются вашей отставки? 127 человек выразили вам вотум недоверия. 

– Собрание, на котором было проведено это голосование, абсолютно нелегитимно. По уставу профсоюза работников РАН и по Трудовому кодексу перед внеочередным собранием нужно на профкоме рассмотреть претензии коллектива к директору. Если он с претензиями не согласен, создается примирительная комиссия. И наконец, если  комиссия не пришла к решению, собирается внеочередное собрание. В данном случае сотрудники просто решили собрать собрание, пока я был в отпуске.

- Факт остается фактом. 127 человек проголосовали за вотум.

– Большинство людей, которые поддерживали меня, просто не пошли на собрание. Против концепции развития выступили те, кто не голосовал за меня на выборах. Во втором туре я набрал 129 голосов, а мой конкурент Юрий Анатольевич Наговицын — 126.

Причины протеста точно лежат не в области науки. Это просто попытка консервативной части коллектива сохранить все по-старому. Многие из них привыкли, что работают по совместительству в городе, а сюда приезжают «посмотреть в телескоп» и полагают, что это профессиональная научная работа. В какой-то мере это неудивительно. У нас оклад  научного сотрудника порой меньше 20 тысяч, а гранты получить не всегда удается… Как на них прожить?

Пулковская обсерватория полностью субсидируется из бюджета. На сегодня такая ситуация – это нонсенс. У петербургского Института прикладной астрономии, который также занимается астрометрией, внебюджетные поступления значительно превышают бюджетные субсидии. Они вносят вклад в обороноспособность страны, работают с Роскосмосом, активно строят телескопы. Небольшой московский Институт астрономии ИНАСАН... Я был очень удивлен тем, что у них внебюджетные поступления также значительны. Кроме проекта космического ультрафиолетового телескопа они выполняют много работ по грантам и договорам. 

У нас есть несколько грантов Российского фонда фундаментальных исследований (РФФИ) – это примерно 40 тысяч на человека в год. И только один весомый грант Российского научного фонда. Большинство наших сотрудников, к сожалению, не хотят понять, что деньги приносят именно проекты, проекты – это рабочие места для молодых, развитие. И с новыми современными базами мы сможем не сокращаться, а расширяться.

- Отчасти ваши упреки – камень в огород предыдущих директоров обсерватории, которые не сумели наладить научную работу.

– Это им было не столь актуально. Александр Владимирович (Степанов, предыдущий директор обсерватории. – Прим. ред.) – теоретик. Он считал, что нужно прежде всего развивать теорию. В стране, где не было денег на эксперимент, эта точка зрения была вполне оправданна. Юрий Анатольевич (Наговицын, врио директора до июня 2016-го) – специалист по физике Солнца. Он обращал особое внимание на создание и развитие службы Солнца (ежедневный мониторинг состояния Солнца и межпланетного пространства).

- Вы тоже не астрометрист, а астрофизик.

– Правильно, но я работал в тех местах, где все области астрономии органически слиты: астрометрическая поддержка астрофизики и теоретическое моделирование. Сотрудники боятся, что если здесь закроют наблюдения, то обсерваторию отсюда выселят. Я полагаю, что они напрасно этого боятся, – не выселят. Парадигма давно сменилась. Пулковская обсерватория известна в ученом сообществе наблюдениями на крупнейших инструментах всего мира, теоретическими исследованиями, численным моделированием. В умах сограждан мы ассоциируемся с астрономией, и этого уже достаточно для того, чтобы мы здесь остались.

- Ваши оппоненты говорят, что точности рефрактора для астрометрии достаточно.

– Это лукавство. Этого достаточно только для очень ограниченного круга задач. Точность наблюдений в Пулково (угловое разрешение) — не лучше половины секунды дуги. Это в 50 раз ниже точности каталога, который сейчас создает космический телескоп GAIA. В современном мире в 50 раз хуже — это уже не профессиональный уровень. Ценность длинных рядов наблюдений, о которой говорят мои оппоненты, после работы GAIA также оказывается под вопросом. В 2012-м в Париже прошла астрометрическая конференция о перспективах исследований после эксперимента GAIA. На ней было отмечено, что после создания каталога GAIA придется заново обработать практически все предыдущие наблюдения.

Обсерватория ведет 14 научных тем, и только в двух используют наблюдения на площадке в Пулково. И даже в этих двух темах сотрудники зачастую используют для публикаций не пулковские наблюдения. В общем количестве публикаций и исследований, которые выполняет обсерватория, данные, полученные в Петербурге, занимают примерно 5%.

Нас пытаются убедить, что наблюдения на 26-дюймовом телескопе – это центральное, что есть в астрометрии. Это неправда. Посмотрите последнюю информацию о том, что Пулково заняло второе место по сбору данных по затмениям и покрытиям в системе галилеевых спутников Юпитера. В основном в проекте участвовали любительские обсерватории. Это очень правильно и хорошо. Вклад любителей в науку чрезвычайно важен и полезен. Но только не тогда, когда любительские исследования пытаются поставить в ущерб профессиональной астрономии.

- Тем не менее получается, что застройка вблизи Пулково уже началась, а строительство новых телескопов еще не согласовано.

– У меня не было оснований для отказа. Застройщик «АРТ «Созидание» обратился к нам за согласованием в августе 2016-го. Мы сделали первичную экспертизу проекта, запросили дополнительные документы. Во второй половине сентября я попросил рассмотреть проект рабочую группу по астроклимату. По закону я должен ответить застройщику в течение месяца. За это время рабочая группа собраться так и не смогла – кто-то был в отпусках, кто-то на больничном. Время на согласование истекало, а у меня не было аргументов для отказа. Одни эмоции.

В то же время в октябре ученый совет одобрил концепцию развития внешних наблюдательных баз. Потом я представил эту же концепцию на совещании в администрации президента. Выступил Андрей Фурсенко (помощник президента РФ) и сказал, что ему эта точка зрения известна от очень уважаемых коллег-астрономов и импонирует.

Я изучил имевшиеся регламентирующие документы, но они оказались в нерабочем состоянии. В обсерватории в принципе большая проблема с понятием «нормальная юриспруденция». У нас до сих пор не утверждены локальными документами количественные критерии для оценки влияния застройки на ту или иную научную программу. Формально даже нет обязанности проводить оценку строительного проекта. Есть только распоряжение Совета народных комиссаров 1945 года. Но по нему все решает директор, даже не требуется мотивации, объяснения. Это абсурд!

- То есть вы согласовали проект единолично.

– Пришлось. Когда я понял, что мне нужно решать, я обратился к уставу. А в уставе написано, что руководство осуществляется на основе единоначалия, всю ответственность несет директор, а ученый совет и другие коллегиальные органы имеют совещательный голос.

Юридически запрос был на строительство трех домов, а не на весь «Планетоград» с 1,5 миллиона квадратных метров жилья. Претензии к уличному освещению, которые обсерватория высказала в начале 2016-го, застройщик устранил. Он предоставил гарантийное письмо, что ночью строительство вести не будет и, если появятся дополнительные требования к параметрам светильников, теплосистем, проект можно будет изменить. Поэтому даже после согласования я попросил группу по астроклимату рассмотреть проект. Но конкретных претензий, по существу, мне до сих пор не представили.

Сейчас я уже понимаю, что, возможно, правильнее было выйти с этим вопросом на ученый совет и заручиться его поддержкой. Честно говоря, вообще обращаться к нам за согласованием на застройку – это издевательство. Это то же самое, что предлагать: давайте мы вам пальцы отрежем или – еще лучше – сами себе отрезайте пальцы. Нам, как астрономам-наблюдателям, никакая застройка, разумеется, не нужна. С другой стороны, существуют горожане, налогоплательщики – люди, на деньги которых мы существуем. Мы должны учитывать их интересы, каким-то образом с ними договориться, решить, нужна ли наша деятельность настолько, что мы должны ввести полный запрет на застройку или есть какие-то альтернативы. И альтернативы есть. Благодаря Интернету можно наблюдать с внешних телескопов прямо отсюда.

У нас еще есть 3 – 4 года, в течение которых мы можем продолжать работать без каких-либо изменений. Но за это время мы должны сделать шаг вперед и получить новые инструменты, если хотим остаться обсерваторией. Строительство метрового телескопа занимает 4 – 5 лет.

– Но в феврале ФАНО потребовало отозвать ваше согласование. 

– Я уведомил застройщика, что моя подпись может быть оспорена и не иметь юридической силы. Теперь этот вопрос должны рассматривать юристы. ФАНО посчитало, что до принятия действующего регламента от согласования следовало воздержаться. Еще в октябре я пытался получить информацию в агентстве, как действовать в отсутствие регламентов. Мне ответили, что из-за чрезмерной загруженности этот вопрос пока находится в стадии рассмотрения.

- На октябрьском совещании в администрации президента рекомендовали ввести мораторий на застройку в защитной зоне обсерватории. Он будет введен?

– В соответствии с протоколом, администрации Петербурга рекомендовали до 18 ноября проработать возможность введения такого моратория. Тогда же, в ноябре, вице-губернатор Михаил Мокрецов ответил, что законодательство Петербурга не допускает возможности введения временного моратория на утверждение градостроительных документов. У нас в принципе нет такой процедуры.

На том же совещании было решено сформировать попечительский совет для развития территории обсерватории. Чтобы просто восстановить территорию и наши павильоны, нужно 3 – 4 годовых бюджета обсерватории, то есть, по меньшей мере, полмиллиарда, хотя бы на косметику фасадов. Наш парк проигрывает в привлекательности и Пушкину и Петергофу. Но если здесь будет сильный институт, телескопы, в которые можно посмотреть, мы станем точкой притяжения.

Именно для этого и было предложено ввести мораторий на застройку – для того, чтобы сохранить астроклимат для любительских наблюдений. Но три дома к югу на него не повлияют. 26-дюймовый рефрактор наблюдает даже в белую ночь. Это длиннофокусный телескоп. Все равно что вы смотрите на небо из глубокого колодца. Из него даже днем можно увидеть звезды. А если поставить хорошую матрицу, он еще лучше будет наблюдать, даже с засветкой. Мне непонятен ажиотаж вокруг этого телескопа. Знаете, как у Марка Твена – информация о смерти обсерватории сильно преувеличена.

Беседовала Антонина Асанова, «Фонтанка.ру»