Постановщик «БГ» в Мариинке Грэм Вик: «Идея Мусоргского – оригинальная, даже наглая»
В Мариинском театре идут последние репетиции перед премьерой «Бориса Годунова» - оперы Мусоргского, которой открывается юбилейный, ХХ фестиваль Мариинского театра «Звезды белых ночей». Сама премьера состоится 25 мая. Ее постановщик Грэм Вик – невероятно успешный британский оперный режиссер, глава Оперы Бирмингема, спектакли которого идут практически во всех лучших оперных домах мира, включая Мариинский и Большой театры России. А кроме того, Вик является едва ли не главным экспериментатором в сфере оперной режиссуры. Гюляра Садых-заде расспросила режиссера о грядущей премьере и основных трендах мирового оперного искусства.
- Ваши спектакли уже дважды шли на сцене Мариинского театра: в середине 90-х – памятный многим монументальный спектакль «Война и мир» по опере Прокофьева – он был заимствован из Ковент-Гарден. В прошлом сезоне из Копенгагена привезли «Средство Макропулоса» Яначека. Но «Борис Годунов» - ваша первая оригинальная постановка, сделанная для сцены Мариинского театра. Расскажите о ней.
- Я сознаю, что ставить «Бориса Годунова» на исторической сцене Мариинского театра, где прошла мировая премьера оперы – очень самонадеянно с моей стороны. Тем более, что я впервые ставлю эту оперу. Мне особенно нравится именно эта, авторская редакция 1869 года: яркая, страстная, неистовая. Знаете, когда потолок Сикстинской Капеллы очистили от многовековой грязи, краски засияли во всей первозданной яркости: многих это повергло в шок. Люди привыкли к этой грязи, привыкли к блеклым краскам, и даже находили приглушенные грязью тона весьма изысканными. Так вот, для меня первая редакция «Бориса Годунова» - это как свеженаписанные фрески Сикстинской капеллы: первичное оригинальное творение Мусоргского, на которое пока не осела тонна пыли и грязи позднейших редактур и интерпретаций. Я выбираю для себя этот первичный выброс творческой энергии автора. Представляю, какой эффект произвела опера, впервые показанная в театре: наверное, это был эффект разорвавшейся бомбы. Язык Мусоргского – провокативный, вызывающе дерзкий, сложный, абсолютно новаторский, далекий от оперной гладкописи; и притом - оригинальная, даже наглая идея, взрывающая традиции и нормы.
- Так ведь Дирекция Императорских театров не приняла первую редакцию оперы! Они же заставили Мусоргского отредактировать ее, дописать Польский акт…
- Да, и выхолостили его творческий прорыв, его художественную амбициозность, которая мне так нравится в первой редакции «Бориса Годунова». Мы, режиссеры, умеем ценить и уважать такие вещи.
- Обычно первая редакция оперы идет без антракта, два часа сорок минут. Как будет у вас?
- Так же, без антракта.
- Практически во всех ваших режиссерских работах отчетливо прослеживается стремление актуализировать сюжет, привязать его к настоящему времени. Взять хотя бы вашу недавнюю постановку «Моисея в Египте» на фестивале Россини в Пезаро: в образе библейского пророка Моисея вы вывели на сцену «террориста № 1» Усаму Бин Ладена, что спровоцировало форменный скандал. То, что история была погружена в контекст арабо-израильского конфликта, у многих вызвало отторжение и даже шок.
- Да, скандал получился громкий. Но ему сопутствовал и большой успех постановки. Например, спектакль получил приз итальянской критики. На самом деле, я основывался на простой идее: действия Моисея, его чудеса, на самом деле оказывались не деяниями Господа, но деяниями человеческими, вершащимися именем Господа. Это была основная мысль постановки. Некоторых это тронуло, другие не смогли с этим справиться: еще бы, сделать из Моисея террориста…Но я, в общем, давно понял: всем нравиться невозможно. У всех разные вкусы, и это нормально.
- Вы упомянули о Сикстинской капелле, и четырехсотлетней грязи, осевшей на фресках. Примерно за тот же период времени жанр оперы прошел огромный путь, от зарождения во флорентийском кружке Барди – до наших дней. Как вы определите нынешние актуальные оперные тренды? Куда движется опера как вид искусства?
- Главное направление я бы назвал кинематографическим - не в плане стиля, а в плане организации восприятия: монтаж, короткие сценки-кадры, перебивка. Другое направление – когда сюжет развивается нелинейно. Сегодня у людей развилась привычка бездумно переключать каналы телевизора – так называемый «заппинг». Они одновременно разговаривают с детьми, читают бегущую строку на экране телевизора, попадают то на рекламу, то на новости, то на сериал. Смотрят сначала пятую серию, а потом первую, или смотрят часть одного сериала, а потом переключаются на другой, и обратно. У людей в нашу эпоху изменился принцип восприятия: они уже не могут долго сосредотачиваться на развитии сюжета, истории. Появилась прерывность восприятия. Под воздействием цифровых технологий меняются сами природные механизмы мышления, работы человеческого мозга. Наше сознание стало калейдоскопичным.
- И это означает, что оперы станут бессюжетными – или в них параллельно будут развиваться несколько сюжетов, вперемешку? Или что оперы будут ставить, разрывая линейность повествования, привлекая средства выразительности из других видов искусств – скажем, видео?
- Мы должны научиться принимать цифровые технологии, как одно из свойств художественной формы, как одно из мощнейших выразительных средств. Я не имею в виду прямые трансляции спектаклей, но нечто гораздо более изощренное и глубокое.
- Какие примеры возникающего на наших глазах нового синтетического искусства оперы вы может привести?
- В будущем году я, совместно с оперной компанией Бирмингема, которую я возглавляю, и с компанией BBC, затеял крупный проект: интерактивную постановку так называемой «кухонной оперы» Курта Вайля и Бертольда Брехта «Возвышение и падение города Махагони». Опера будет развиваться на нескольких цифровых каналах, на телевидении и на радио. Базовая идея: первый акт задуман как серия мини-фильмов, снятых в Бирмингеме мною, с участием волонтеров, которых я обучаю. Центральную сцену урагана на заданный саундтрек кто угодно сможет снять и предложить свой вариант фильма. Все эти мини-фильмы будут потом выложены на сайте mahagony.tv
На выходных днях я сделаю одну длинную инсталляцию в одном из бирмингемских зданий. Она будет называться «Отель для богатых». В разных комнатах будут крутиться разные фильмы на четыре темы: обжорство, пьянство, борьба, любовь. Например, будет фильм о булемии, о подпольном трафике людей и сексуальном рабстве, о детской борьбе. В Британии существует такой постыдный вид спорта: двух мальчиков 11-12 лет сажают в клетку и заставляют бороться, делают на них ставки. Да-да, не удивляйтесь: Британия – далеко не такая цивилизованная страна, как принято думать. По поводу четвертой темы – пьянство – я сделаю фильм об уличном алкоголизме и насилии. Все эти фильмы будут крутиться по TV, каждый вечер, после вечернего выпуска новостей. И сразу же после них на экране появится ссылка на интернет-форум, где любой сможет включиться в дискуссию на обозначенную социальную тему, в чате. Всё это будет происходить в будни, с понедельника по пятницу. А в субботу, в Бирмингеме, на большой арене, вмещающей 6000 человек, в живой трансляции, на больших экранах, покажут предпоследний акт проекта – суд. Он будет поставлен в стиле телевизионных шоу: свет, студийная аудитория. В середине акта анархисты врываются в студию, и захватывают и зрителей, и участников, и операторов. И тут 6000 человек сойдутся в центр арены: кресла опустеют.
Последняя часть представления: мы все снимаем пустую арену и друг друга на мобильные телефоны, и все заснятое пойдет на сайт BBC. Безусловно, я поработаю и с «подсадными утками» - сто человек будут рассаженны между зрителями, чтобы подсказывать, что именно делать. То есть, задумана интерактивная, разнообразно использующая цифровые технологии акция, совсем непохожая на оперный спектакль. Мне кажется, этот пример наиболее полно и ярко выявляет самый современный тренд в оперном постановочном деле. И к тому же, обращение к широким массам людей с просьбой высказать свое мнение еще ярче и полнее выявит остросоциальную направленность и самую суть оперы Брехта-Вайля.
- Этим преформансом-акцией-спектаклем-проектом вы вскрываете социальные язвы британского общества, вовлекая его в широкую дискуссию?
- Да, но эти язвы мучают не только город Бирмингем, и не только Британию – но всю Европу. Современное общество поражено отрицанием всего. Мы против капитализма и против социализма; мы против всяческих «измов» вообще. «За» мы только за самих себя.
- То есть, с помощью интерактивной связи и интернет-технологий вы пытаетесь сконструировать огромное виртуальное зеркало, в котором общество увидит самое себя?
- Да, безусловно. И не забывайте – я ведь ставлю Брехта, и тем остаюсь верен его духу. Я не беру на себя ответственность давать ответы на остросоциальные вопросы. Я могу поставить вопросы; я могу пригласить к дискуссии. Но я никогда не возьмусь читать обществу нотации или советовать, как правильно жить. Эта роль не для меня: я не гожусь на роль лектора или ментора. Мне 58 лет, и недавно я понял, что не могу читать лекции. Раньше думал, что могу, но – нет.
- Посредством цифровых технологий и вовлечением людей в процесс сотворчества опера становится, по-вашему, более демократичной?
- Да, я ищу точки соприкосновения с оперой для людей. А вовлечение – это очень хорошая точка соприкосновения.
- Будем считать, один тренд мы уловили. Поговорим о композиторах, пишущих оперы.
- В этом году оперной компании Бирмингема исполняется 25 лет. В честь этого мы задумали две мировых премьеры. Первая – это заказная опера Life is a dream («Жизнь это сон») Джонатана Дови – эдакий музыкальный постмодернизм, очень мелодичная музыка, с красивыми вокальными номерами, вроде современной итальянской оперы. Премьера состоялась в марте, опера имела огромный успех у публики, но часть критиков восприняла ее сдержанно: некоторые находили музыку слишком уж популярной. В августе у нас намечена премьера оперы Штокхаузена – это одна из цикла семи его опер «Свет: семь дней недели», она идет шесть часов, и называется «Среда». Абсолютно нелинейная, ее исполнение предусматривает четыре вертолета, барражирующих вокруг сцены, с музыкантами на борту – участниками струнного квартета. Вертолеты отлетают и возвращаются, а 18 музыкантов сидят там и играют. В исполнении задействованы также два хора и сложный электронный саундтрек. Опера будет идти в двух заброшенных фабриках, а вертолеты будут летать снаружи. Все оплачивает Олимпийский комитет Лондона. Всего пройдет 4 спектакля, с 22 по 25 августа. И для меня это – колоссальный новый опыт: вот по таким направлениям, как мне представляется, будет идти, цвести и развиваться опера будущего.
Гюляра Садых-заде, «Фонтанка.ру»
Фото: Пресс-служба Мариинского театра